Соленая купель - Страница 4

Голос прозвучал одиноко и хрипло, не вызывая ответа, — чужой голос.

Глаза его, кровавые и осовелые, смотрели как сквозь туман. Голова распухла до невероятных размеров, отяжелела, — не поднять ее. Смутно, как полуслепой, заметил, что помещение было пусто. Пусты были койки, — такие же, как у него, узкие, с бортами похожие на гробы. Расположены они были вдоль стен в два яруса. Он лежал на нижней койке ногами к двери. За стеной совсем близко, около самой головы, раздавались глухие удары и всплески. Иногда вся эта несуразная комната, которую он видел первый раз в жизни, быстро приподнималась, вся вздрагивая, и падала в пропасть; тогда круглые окна в стенах наливались мутно-зеленой влагой.

— Пречистая дева Мария! Что за привидение? — в страхе прошептал Себастьян Лутатини и перекрестился.

Помещение повалилось набок, а голова Лутатини взвилась вверх. Еще момент — и ноги задрались так, точно невидимый шутник хотел поставить его на голову. Лутатини ухватился за край койки. Качалась лампа, прикрепленная к потолку, шатались стены с висевшей на них одеждой, ерзали по полу деревянные ботинки, гремел, передвигаясь, большой медный чайник.

— Я, вероятно, с ума сошел.

И опять голос его прозвучал хрипло и одиноко.

Лутатини только теперь заметил, что он лежит нераздетым и что новенький коричневый костюм на нем испачкан так, как будто вывалялся в мусорной яме.

Он хотел приподняться, но тут же свалился на койку, ударившись теменем о борт.

В кубрик вошел боцман.

— Ты что же это, долговязый дьявол, продолжаешь валяться? Или думаешь плавать пассажиром?

Лутатини увидел перед собой странного человека. Одет он был в клетчатую непромокаемую куртку, на голове грибом сидела желтая широкополая зюйдвестка, прикрывая избитое до синяков лицо. Балансируя, он приседал то на одно колено, то на другое, будто исполнял в своих огромнейших резиновых сапогах какой-то нелепый танец.

— Да сокрушит тебя всевышний творец, если только ты привидение, а не человек, — прохрипел Лутатини, мрачно оглядывая боцмана.

— Ни всевышний творец, ни всенижний дьявол ничего не могут поделать с хорошим судном. Скажи-ка — за тебя мальчики будут работать?

— Прежде всего, если только ты действительно человек, объясни мне — где это я нахожусь?

Боцман оборвал его:

— Брось комедию ломать!

Лутатини давно уже чувствовал мерзкую тошноту. Голова его свесилась, разжались челюсти, глаза полезли на лоб; казалось, что вместе с пищей вывернутся и внутренности.

— Э, черт, не нашего бога! — махнув рукой, проворчал боцман. — Тебе пресное молоко пить, а не водку.

И полез по трапу на верхнюю палубу.

Лутатини, оставшись один, с ужасом начал догадываться, что он находится на корабле. Но как он попал сюда? Зачем и куда держит путь? Рылся в памяти, как в куче перепутанных записок. Вчера утром, после завтрака, он, по обыкновению, был в своем кабинете. Было тихо и уютно. В зеркальные стекла окна заглядывало мартовское солнце. Старинные и новейшие книги в громадных шкафах возбуждали мысль и располагали к работе. Усаживаясь за письменный стол, в кожаное кресло, он мельком взглянул в передний угол, задрапированный малиновым бархатом: на треугольном столике четко выделялась мраморная фигура любимого святого — Франциска Ассизского. Выше, сияя золотой оправой, висела икона: молящийся Христос в Гефсиманском саду. С киота спускался сиреневый шелк с вышитыми изречениями из священного писания. Пахло ладаном. Горничная Алиса принесла пачку свежих газет на итальянском и испанском языках. Лутатини хотел их просмотреть на скорую руку, так как была спешная работа — приготовить проповедь. Но его чрезвычайно взволновала сенсационная новость: в России произошла революция, царское правительство арестовано. В статьях на разные лады трактовалось это событие. Как оно отразится на мировой войне? Захочет ли народ, свергнувший старую власть, продолжать войну против немцев? Газеты высказывали утешительные предположения: если почему-либо революционная Россия выйдет из строя, то на смену ей вступят Северо-Американские Соединенные Штаты. Прерванные ею дипломатические отношения с немцами до сих пор не возобновляются. Все говорило за то, что она готовится примкнуть к Англии и Франции. В этот день Лутатини так и не мог сочинить нужной проповеди. После обеда он вышел прогуляться по улицам Буэнос-Айреса. С Калле Сан-Мартин, где находился его дом и где была сосредоточена вся финансовая аристократия, он попал на Калле Ривадавиа. На Плацо-Майо с удовольствием разглядывал правительственный дворец, собор из белого мрамора, с портиком из двенадцати коринфских колонн, здание конгресса, архиепископский дворец. Здесь все ему было знакомо. Потом зачем-то его потянуло в район Бока, где крепко обосновались портовые вертепы. Завернул в кабачок «Радость моряка». Там было много матросов. Ему, молодому окрыленному мечтателю, давно хотелось попасть к ним, чтобы развернуть перед ними весь ужас их жизни и показать им другой путь — путь, ведущий к небу. Ребята, дошибая последние деньги, встретили его хорошо, весело, чего он никак не ожидал. Они не прочь были послушать беседу о религии но предварительно начали угощать его с таким радушием, что трудно было отказаться от выпивки. Это сразу расположило его к ним. Лутатини не мог не выпить с ними рюмку-другую ликера. В этом не было никакого греха. Сам Христос пил в Кане Галилейской. А дальше что? Не помнит. В сознании его наступил какой-то провал. Да, но при чем же тут этот корабль? И куда он несется по волнам?