Соленая купель - Страница 43

— Викмонд, вы куда?

Радист тоже остановился, уравновешенный, спокойный.

— Як себе домой, а вы куда?

Капитан Кент точно подавился, стараясь произнести какое-то слово. Зубы его щелкали, как ножницы в руках парикмахера. Наконец он выпалил с ненавистью, с презрением:

— Предатель!

Викмонд нисколько не смутился и, ухмыляясь, ответил:

— Такой же, как и вы. Сколько думали получить денег с французов? Однако нас зовут. На субмарине поговорим об этом подробнее.

Когда все четверо уже сидели в шлюпке, лейтенант крикнул на «Орион»:

— Поторопитесь оставить судно. Времени у вас осталось очень мало.

И отвалил от трапа.

Все понял Лутатини, когда услышал последние реплики, которыми обменялись между собою капитан и радист. Он помогал Викмонду совершить предательство, подвергая смертельной опасности товарищей, а потом, как идиот, дружески тряс за это военному шпиону руку и целовал его в колючую щеку. Жизнь запутывала его в темные дела, а он не мог ей сопротивляться. Было тошно и обидно. Хотелось завыть звериным воем, рвать волосы, биться головою о машинный кожух. Помогал в предательстве!.. А если откроется эта тайна? Ведь его видел второй штурман, когда он стоял у радиорубки. При этой мысли, заставившей забыть о морали и чести, Лутатини похолодел. Казалось, что все уже знают об этом, все смотрят на него и сейчас начнут его допрашивать. Робко он повернул в сторону людей свое лицо, бледное, с остекленевшими глазами. Никто не обратил на него внимание. И только поваренок Луиджи возбужденно заговорил:

— Ловко Викмонд провел всех за нос. Вот какой хитрый! А теперь у нас, сеньор Лутатини, начнутся приключения.

В это время трелью залилась дудка, а вслед за нею громко раздался голос первого штурмана:

— Спасательные шлюпки спустить!

Лутатини, обрадовавшись, бросился на помощь к своим товарищам.

На «Орионе», словно во время пожара, поднялась суматоха, послышались выкрики людей, топот ног.

В каких-нибудь три минуты обе шлюпки очутились на воде. Их спешно начали нагружать съестными припасами. Хотя на каждой шлюпке всегда находилось по два анкера с водою, на шлюпку № 2 успели прибавить еще один бочонок. Провизией и питьевой водой ведал Прелат. На обязанности штурманов лежало запастись морскими картами, секстантами, хронометрами и другими необходимыми предметами, без чего трудно обойтись в океане. Потом каждый стремился хоть что-нибудь ухватить из своих пожитков. Вещи разрозненно и беспорядочно бросали с борта и в ту и в другую шлюпку — после разберутся в них. Несколько матросов кинулись в капитанские владения в надежде поживиться более ценным добром. Но там уже хозяйничал стюард. Раздавались крики, короткая свалка. Чернокожий выскочил из салона с кровью на лице. Люди, напоминая безумцев, шарахались по палубе взад и вперед, потные, разгоряченные, с лихорадочными глазами.

А с субмарины уже сигнализировали:

«Отваливайте».

Раньше тронулась в путь спасательная шлюпка № 2. На нее уселось человек пятнадцать команды и трое из администрации — два младших механика и второй штурман. На носу, как чугунное изваяние, возвышался чернокожий стюард. К нему прилип во всем белом Прелат.

Начали усаживаться на шлюпку № 1.

В это время поваренок Луиджи вздумал проявить геройство. Он захватил в камбузе топор и побежал на корму. Под ударами обуха клетка с оставшимися гусями разлетелась. Из трех пленников он пару успел выбросить за борт, и они, гогоча, поплыли прочь от судна, а один гусь остался на палубе. Поваренку некогда было с ним возиться. Он быстро спустился в твиндек, чтобы освободить еще одного пленника — китайца. Ничего не стоило сбить висячий замок, Луиджи действовал решительно и, распахнув дверь, крикнул:

— Скорее выходи, Чин-Ха.

В нос ударило таким отвратительным смрадом, что замутилась голова.

И перед ним в полумраке сипло застонав, предстало скорее страшное видение, чем человек. Луиджи, уронив топор, на мгновение замер, а затем, пронзительно взвизгнув, промчался наверх.

Люди на шлюпке № 1 были уже все в сборе. Сайменс приказал отваливать. Гребцы разобрали весла, но тут кто-то спохватился:

— Поваренок остался на судне!

И несколько человек разом заорало:

— Луиджи!

В этот момент услышали истошные вопли, несущиеся с судна. Это кричал, показавшись из-за фальшборта, поваренок, обескровленный, выпучивший глаза. С быстротою молнии он спустился по трапу и, вместо того, чтобы шагнуть на борт шлюпки, прыгнул прямо на головы людей. Пока с ним возились, награждая его руганью и шлепками, на трапе появился Чин-Ха. На шлюпке сразу все притихли, испуганно подняв вверх головы. На верхней площадке трапа стоял голый живой труп, вращая воспаленными глазами. Вырвавшись из полусумрака, он, вероятно, плохо видел, ослепленный солнечным блеском. Все тело его было в язвах, в багровых опухолях, в болячках, истекающих сукровицей и гноем. Лицо превратилось в ужасную маску, покрытую серыми корками, красными рубцами, с провалившимся носом, с распухшими губами. Он наполовину сгнил, но в нем все еще трепетала страдающая жизнь, и она, словно с того света, подала гнусавый и сиплый голос:

— Вы куда?

Все промолчали, придавленные страшным зрелищем.

Лутатини, сидя на носу шлюпки, дрожал и не мог оторвать глаз от этого заживо разлагающегося чудовища.

— Отваливай! — не своим голосом заорал сеньор Сайменс, когда китаец начал было спускаться вниз по ступенькам трапа.

Шлюпка качнулась, отделяясь от трапа. Послышались всплески воды.